У нас новое поступления книг издательского дома Практика. Мне эти книги кажутся очень важными, своевременными и современными.
ДИТРИХ БОНХЁФФЕР. ХОЖДЕНИЕ ВСЛЕД, 720 руб.
Это одно из самых значительных сочинений Дитриха Бонхёффера, пастора Исповедующей церкви, крупнейшего лютеранского теолога XX века, участника антинацистского церковного сопротивления, казненного 9 апреля 1945 г. в возрасте 39 лет. Книга выросла из бесед и проповедей 1935–1937 гг. В страшное для Германии время победившей нацистской диктатуры Бонхёффер призывает оставаться верными Христу идти за Ним узким путем.
ПРОТОИЕРЕЙ АЛЕКСАНДР ГЕРОНИМУС. НА ПУТИ К ЖИЗНИ, 460 РУБ.
в книгу вошли избранные фрагменты катехизических бесед, лекций и писем отца Александра Геронимуса (1945–2007), священника Русской Православной Церкви, ученого-математика и богослова. Разные по содержанию и форме, фрагменты объединены общей задачей пастырского наставления в вере, учительства, духовной помощи. Книга охватывает широкий круг вопросов, относящихся к устройству Церкви, богослужебному обиходу, толкованию священных текстов, церковной дисциплине и внутренней жизни православного христианина
МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ СУРОЖСКИЙ. ЕВАНГЕЛЬСКОЕ СЛОВО РОЖДАЕТ ОТВЕТ. ПРОПОВЕДИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ, 600 руб.
Книга содержит проповеди последних двенадцати лет жизни Владыки, записанные в хронологической последовательности. Наряду с проповедями на темы Евангелия или праздников, Владыка часто откликался на происходящее в окружающем мире и на потребности меняющегося прихода. Можно сказать, что проповеди последних лет имеют более личный характер и многое говорят о самом проповеднике.
В 1987 году, отвечая на вопрос: «Вы к проповедям как-то специально готовитесь?» — митрополит Антоний сказал: «Знаете, в течение моего священства это менялось. Вначале я вслух читал отрывки из Силуана. Затем, кроме этого, я готовил проповеди письменно — не текст, а такие заглавия и цитаты выписывал. Потом я перестал это делать. А теперь, за последние, вероятно, двадцать пять лет, я положил себе за правило заранее не читать Евангелие, которое будет читаться в церкви. Все эти чтения, разумеется, я все равно знаю почти наизусть, так что это не то что совсем неизвестное вдруг благовестие; но я стараюсь читать его вслух народу, потом продолжать служить литургию и дать этому тексту дойти глубоко до меня. Опыт мне показывает, что каждый раз Евангельское слово рождает какой-то ответ, и я просто тогда на проповедь выхожу и говорю: мы читали то-то, и вот что я хочу вам сказать об этом, — именно то, что со мной случилось. Один раз было очень — как вам сказать? — печально. Печально было то, что я прочел текст; я был в миноре, усталый, и текст до меня не дошел. В течение всей службы я переживал с ужасом тот факт, что Господь ко мне обратился со Своим словом, а у меня ничего не дрогнуло в душе. И когда пришло время проповедовать (я всегда проповедую перед отпустом), я вышел, сказал: вот что случилось. Вы понимаете, какой это ужас? Господь мне говорит такие-то слова, а все, что я могу Ему сказать, это: не доходит, мне нечего Тебе отвечать. Они как будто падают на каменную почву… Я сказал так, и это тоже была проповедь, причем проповедь, которая соответствует опыту многих, потому что — не знаю, как у вас, может быть, вы более чутки, чем я, — часто бывает: читаешь отрывок, и он до тебя не доходит; ты понимаешь каждое слово, ты мог бы даже объяснить его, но душа не загорелась, сердце тяжелое, каменное, бесчувственное. И когда я это сказал, несколько людей из прихожан говорили мне: “Спасибо, что вы это сказали, потому что и с нами это бывает, но мы никогда не посмели бы в этом признаться”. Или бывали случаи, когда в моей жизни что-нибудь случалось, о чем я не мог бы сказать в проповеди, относящейся к жизни другого человека, потому что это было бы слишком больно. Я вам дам очень резкий пример. Когда моя мать скончалась, я говорил целый ряд проповедей о смерти, но все знали, что я говорю о смерти моей матери и о том, что я переживаю. И между прочим, в воскресенье, следующее за ее похоронами, я говорил о тлении человеческого тела. Я не мог бы никому говорить о тлении тела его матери или его ребенка, но, пересилив себя, сказал, — это далеко не легко было, но я почувствовал: я должен сказать, иначе это окажется несказанным… Я сказал, и одна прихожанка отозвалась: “Я никогда не думала, что вы можете быть настолько бесчувственным!” Но это не от бесчувственности: то был единственный случай, больше никогда я не смогу это сказать иначе как в частной беседе. И вот можно из жизни брать, из того, что тебя бьет, чего ты не можешь сказать по поводу другого, но о себе можешь. Вот как я к проповеди отношусь. Это не значит, что мои проповеди хороши, это значит, что я лучше не умею».
