Тэзе… Почему при подъезде автобуса к знакомым холмам слезы радости набегают на глаза? Почему с ударом колоколов, сзывающих здесь на общую молитву, сердце подпрыгивает от радости, срываешься с места и бежишь быстро-быстро в страхе опоздать, пропустить хоть минутку? Почему он, этот французский монастырь, — такой уникальный, такой любимый? Ведь такого счастья, какое испытываешь здесь, кажется, просто не бывает.
Тэзе — монастырь, где тебя, паломника, казалось бы, своим приездом нарушающего размеренный ритм жизни, не просто терпят, но любят. Более того, тебя тут ждут и ждут с нетерпением. И ждут именно тебя. Каждого. При всей нашей человеческой непохожести. И — удивительное дело! — здесь, в Тэзе, наши различия приводят не к конфликтам, а к радости взаимного узнавания. Братьям хорошо жить вместе (прямо как в псалме), но они живут и ради нас тоже! Они живут одновременно и своим братским уединением и бесконечностью встреч с нами, с паломниками. Молчание (Встреча) и общение (встречи). Обращенность к Богу и прямо-таки кипение жизни на земле. Непостижимо, но противоречия не ощущается. Братья отдают тебе свое время, свой опыт, энергию своего сердца, и в ответ хочется быть полностью отданным другим. Это так естественно! Тэзе буквально провоцирует на служение. Это не послушание, не обязанность, не необходимая повинность Богу или людям — это как признание в любви. Его не произнесешь — и вся радость жизни, вся красота, всё чудо её многообразия и целостности пройдут мимо тебя безвозвратно. И как невозможно не восхититься радугой, внезапно вспыхнувшей над бургундскими холмами, долинами и Церковью Примирения, увенчанной православными маковками, как невозможно не заслушаться соловья, выводящего свои трели низко на ветке дерева, нависающей прямо над дорогой, ведущей от бараков к церкви — так же невозможно в Тэзе не порадоваться своему ближнему. В Тэзе совсем нет места раздражению. Как это может быть? Может, потому, что внимание к другому человеку поселяется в самом центре твоего сердца? Но почему же оно там поселяется? Вот ведь загадка! Спонтанный отклик на благодать? Отклик души на смиренное схождение Господа нашего в глубины человечества, в глубины каждого из нас? Желание, стремление, нацеленность на то, чтобы встретиться с образом Божьим в простом, рядом с тобой моющем посуду (или не моющем посуду, а выгоняющем тебя с источника St. Etienne, потому что пришло время молитвы, или еще что другое делающем — мало ли в Тэзе служений?) человеке. Это центрирование жизни на внимании — к Богу, к ближнему — делает каждого даже как-то невольно глубже, мягче и радостнее.
В романской церкви Тэзе, помню, было у меня одно запомнившееся переживание. Сидя там в тишине и кромешной темноте в одну из непростых минут своей жизни, я не молилась, а просто смотрела на ярко горящие в лучах уже заходящего солнца окна и поражалась простоте и невзыскательности цветных витражных стекол. Окна буквально приковали мой праздный взгляд, потому что проходящие сквозь них и ими окрашенные солнечные лучики как единственный источник света вспыхивали в окружающем мраке. Узенькие три окошка, как три трепетно горящих свечечки. И казалось, что, благодаря этому трепетному свету, молчание пустого храма было живым, переливающимся, многоголосо-звенящим, до краев наполняющим сидящего человека. Поражало то, что при такой простоте и невзыскательности рисунка (чередование серых, коричневых и оранжевых стекол при явном меньшинстве последних), мягким ореолом нисходило в теплую темноту помещения драгоценное янтарное сияние. Именно янтарное! И в каждый приезд я спешу в романскую церковь, чтобы еще раз вместить взглядом и сердцем эту невмещаемую драгоценную янтарность в ожерелье темноты. И порой кажется, что в ней сошлись столетия и подарили этой полоске янтарного света и свою мудрость, и свою надежду, и свое умение ждать. А в то мгновение моей первой зачарованности простотой витража мне словно было предельно и наглядно явлено, что жизнь может быть подобна этим невзрачным тонам: полоса серая, полоса коричневая, и лишь чуть-чуть вкраплений ярких оттенков, — но соединенная воедино, принесенная в конечном своем итоге Господу как единственный дар нашего пребывания на земле — под Божьим взглядом, как витраж под лучами солнца, она внезапно обретает цельность и драгоценное сияние. И не изъять ни единого стеклышка! Ни серое, ни коричневое, ни вовсе бесцветное, оно не оказывается лишним. Ни одно мгновение, ни одно дело не оказывается забытым, ненужным, отставленным прочь или случайным. Ничто не было случайным! Ничего нельзя выбросить! Витраж целостен, если все стеклышки на своих местах. И когда сквозь него проходит солнечный свет, именно вместе они образуют неповторимое сияние.
А еще в Тэзе в любое время года (проверено!) что-нибудь непременно да цветет. А в мае, когда мы приезжаем, кажется, цветет все. Золотые поля — солнечные на зеленом — розовые, сиреневые благоухающие облака самых многоразличных деревьев и кустарников, огромные фиолетовые, белые и желто-коричневатые ирисы, разнотравье лесных и полевых растений: белых звездочек, алых маков, розового мышиного горошка, наливающихся колосьев пшеницы и просто диких безвестных колосков… И кажется, что в сердце каждого приехавшего сюда человека что-то так же стремительно расцветает навстречу внимательной любви и открытому доверию, наполняющим это место, как расцветают эти земные травы навстречу весеннему теплу. Словно любовь Божия отыскала это место на земле, чтобы показать нам, что такое гармония, и как это, на самом деле, просто… Нужно только расслышать и откликнуться. И, может быть, поэтому в молитвенной традиции Тэзе гармонично сочетаются, переплетаясь друг с другом, пение и молчание — тишина и славословие. Умалиться, забыть о себе, сосредоточиться, чтобы расслышать Бога — и раскрыться Ему навстречу через мелодию, через песню хвалы, через встречу с другими в согласном пении.